Опять же, пусть здесь лежит. Кто это такие, ничего непонятно etc.
Это теле-(т.е. без летающей рыбы)-версия самурайщины, между фактами которой я пристраиваю вымышленную биографию не упомянутого там предка и то ли мистику, то ли нет - мало ли, что кому приснится. AU в том смысле, что если бы в каноне мистика была, нам бы сказали.
около 1К слов
– До чего они оба хороши, – сказала Наотора, – и как выросли!
Она сидела с Нацу на крыльце храма и смотрела, как во дворе упражняются с мечами Торамацу и Иноскэ. Они оставили родину детьми, а вернулись почти взрослыми, одному должно было уже исполниться четырнадцать, другому шестнадцать.
– Время летит, ваша светлость.
– Но мне так странно на них смотреть. Я привыкла ждать беды на каждом шагу, а за них почему-то не боюсь. Словно им наконец повезет – потери ничему меня не научили.
– Им повезет, – ответила Нацу неожиданно серьезно. – Раз вы тоже так чувствуете, значит, все правда. Я слышала это от брата, когда он решил однажды сыграть со мной и Иноскэ в сто рассказов.
– Завидую вам! В детстве Цуру был лучшим рассказчиком.
– Это было в последний год, летом...
Сто рассказов – игра для жаркой погоды. Поздно вечером все садятся, не зажигая огня, и рассказывают по очереди страшные истории, соревнуясь, кто лучше напугает остальных. Считается, что если добраться до девяноста девяти, вместо сотого рассказа явится настоящее привидение.
Тадзима в самом деле рассказывал прекрасно. Часть его историй Нацу знала, другие он, видимо, прочел в китайских сборниках, но вряд ли они были такими упоительно-жуткими на бумаге, как его негромким голосом в темноте. Иноскэ и Нацу начали уступать ему свою очередь, слушали и вздрагивали, когда в саду что-нибудь шуршало или поперек неба мелькала летучая мышь.
До ста, конечно, не дошли. На второй дюжине Иноскэ стал зевать, и его отправили в постель. Последняя история была про девочку, которая случайно отдала брата царю горных демонов и еле спасла из пещеры.
– Поэтому даже понарошку никого не проклинай, – заключил Тадзима, – на всякий случай.
Он остался на террасе, и Нацу принесла ему вина.
– Выпей со мной, – предложил он. – Дождемся луну.
Очертания гор выглядели призрачными, словно там правда могли водиться демоны. Нацу сказала об этом, Тадзима кивнул:
– Или демоны еще ближе. Я не суеверен, но подозреваю, что княжество Ии проклято и проклятие держится на мне.
Нацу ахнула и притворилась, что закрывается рукавом. Тадзима, посмеиваясь, налил ей вина, красная лаковая чашечка в полумраке казалась черной.
– Я предостерег Иноскэ не совсем в шутку. Непохоже, что он унаследовал эту способность, но лучше быть осторожным. В нашем роду были не только послы и поэты, и канцлер Такамура не зря водил знакомство с главой адского суда. Чтобы проклясть, нам не надо забивать гвозди в соломенную куклу, достаточно особым образом направить внимание. С противником случится беда, или он сделает глупую ошибку.
– Люди делают глупости безо всякого сглаза, – заметила Нацу.
Ей представился мальчик, не старше Иноскэ, который привык, что его не любят, и объяснил себе, что это правильно: на самом деле он злой колдун от рождения. Она вздохнула.
– С раннего детства, – продолжал Тадзима, – мне начал сниться человек в черном, с широкими рукавами. Я знал, как он выглядит, даже когда боялся взглянуть ему в лицо. Сначала я думал, что это Такамура, потом сообразил, что Такамура был бы в придворном платье, а не в военном.
– Вы, должно быть, видели, как отец собирается ко двору, и представили его таким же. Я почти не помню свою мать, но она мне снилась с шарфом, как фея с китайской ширмы.
– Все проще. Это мой дед, Оно Хёгоноскэ Сигэмаса. Про него получился бы хороший девяносто девятый рассказ...
Тадзима поднес свою чашку к губам. Нацу потянулась снова ее наполнить, но вина почти не убавилось.
– Потомки рода Оно живут в разных краях и нигде не имеют замка. Сигэмаса служил советником в княжестве чуть крупнее нашего, между владениями Ходзё и Такэды. К сорока у него было четверо сыновей, он подумывал передать должность старшему, как вдруг князь, вассал Ходзё, захотел перейти к Такэде и велел ему это устроить. Он был против, но старший сын уговорил, потому что князь обещал им одну из крепостей. Сигэмаса написал письмо, сын поехал и вернулся с ответом, а князь перепугался, что об этом стало известно Ходзё, и выдал его как предателя.
– Это же подло!
– Подло и глупо. Такэда запомнил эти земли и позже их захватил. А тогда двое средних сыновей Сигэмасы были в пограничном отряде, дома оставался младший – мой отец. Ему было девять. Естественно, как и сейчас, родичей изменника не могли оставить в живых. Сигэмаса попросил отсрочку на день, закончить дела, а сам вместо того, чтобы заколоться, забрал младшего сына и сколько смог унести из казны и бежал. Как видишь, честь для него была таким же пустым звуком, как для князя.
– Наверно, он очень любил мальчика, но не знал, кому его доверить, как мы нашли убежище для Камэнодзё, – сказала Нацу. – Поэтому спас его сам.
Тадзима обернулся к ней и пораженно замолчал. Неужели ему не приходила в голову такая простая мысль?
– Как бы то ни было, – произнес он через некоторое время, – Сигэмаса бросил старших сыновей на позорную казнь и скрылся с младшим. Но уходя, он поклялся, что его потомкам достанутся владения следующего господина, которому он будет служить. Он не мог податься ни к Такэде, ни через земли Ходзё на север, пошел на юго-запад и оказался здесь. И, как мы знаем, поступил на службу.
– Вы думаете, что на княжестве Ии его проклятие? Но при нем у нас было спокойно.
– Он не спешил. Даже мой отец не спешил, но мне предсказал власть над долиной, хочу я этого или нет. После его смерти я сто дней переписывал сутры и решил, что раз Камэнодзё вернулся невредимым, мне можно оставаться на княжеской службе. Но я ошибся.
– Сейчас вы скажете, что князь погиб из-за вас!
Тадзима пожал плечами:
– Мне приснился Сигэмаса, гулял со мной вдоль реки и учил управлять государством. А дальше ты помнишь, как проклятие скосило подряд еще троих – каждого, кто становился опекуном наследника или возглавлял войско. Так будет, пока долина Ии не станет моей.
– Значит, когда вы говорили, что хотите взять власть...
– Я не притворялся. Однажды мне придется это сделать. Ее светлость Наотора, милостью Будды, защищена духовным саном, но я боюсь за Торамацу. Я хотел бы передать ему княжество из своих рук, очищенным от проклятия... Если не придется для надежности мне стать последней жертвой, – добавил Тадзима и наконец поставил пустую чашку в пятно лунного света. – Ладно, на луну посмотрели, пора спать.
– Нацу, побойтесь Будды, это же сто рассказов и ничего больше. Тадзима все выдумал, чтобы вас напугать.
– Но он был прав насчет сглаза.
– Ах, это! Уж вы могли бы не повторять всякий вздор.
История пошла от гвардейцев князя Кондо, когда тот был ранен в ногу; кто видел, как Тадзима ковылял на эшафот, не мог не подумать, что эта рана – месть казненного. Даже сам Кондо уверял, что перед боем призрак Тадзимы померещился ему среди войска.
– Это была совесть Кондо. Удивительно, что она у него есть, – отрезала Наотора. – Но будет чудовищной несправедливостью, если Тадзима после всего, что вытерпел, еще и прослывет злым духом.
Нацу не ответила.
Иноскэ и Торамацу умывались из бадьи, плеща друг в друга водой. А у Наоторы вместо блестящих на солнце брызг встали перед глазами стены кельи, где она провела недели своего безумия. Когда она верила, что Тадзима жив, ей казалось, что он должен принести какой-то важный документ.
Получив его прощальные стихи, она решила, что их и ждала. Здесь могла бы родиться еще одна история про колдовство, колдовские строки, которые вернули ей память и разум – вместе с болью. Цуру ни себе, ни другим не давал прятаться от жестокой правды.
Но сейчас Наотора вспомнила, каким представляла письмо: не листок со стихами, а длинный конверт, в каких Тадзима подавал ей доклады, правителю от советника. Именно так бы он вообразил решение адского суда о том, что с долины Ии снимается проклятие.
Это теле-(т.е. без летающей рыбы)-версия самурайщины, между фактами которой я пристраиваю вымышленную биографию не упомянутого там предка и то ли мистику, то ли нет - мало ли, что кому приснится. AU в том смысле, что если бы в каноне мистика была, нам бы сказали.
около 1К слов
Сто рассказов
– До чего они оба хороши, – сказала Наотора, – и как выросли!
Она сидела с Нацу на крыльце храма и смотрела, как во дворе упражняются с мечами Торамацу и Иноскэ. Они оставили родину детьми, а вернулись почти взрослыми, одному должно было уже исполниться четырнадцать, другому шестнадцать.
– Время летит, ваша светлость.
– Но мне так странно на них смотреть. Я привыкла ждать беды на каждом шагу, а за них почему-то не боюсь. Словно им наконец повезет – потери ничему меня не научили.
– Им повезет, – ответила Нацу неожиданно серьезно. – Раз вы тоже так чувствуете, значит, все правда. Я слышала это от брата, когда он решил однажды сыграть со мной и Иноскэ в сто рассказов.
– Завидую вам! В детстве Цуру был лучшим рассказчиком.
– Это было в последний год, летом...
Сто рассказов – игра для жаркой погоды. Поздно вечером все садятся, не зажигая огня, и рассказывают по очереди страшные истории, соревнуясь, кто лучше напугает остальных. Считается, что если добраться до девяноста девяти, вместо сотого рассказа явится настоящее привидение.
Тадзима в самом деле рассказывал прекрасно. Часть его историй Нацу знала, другие он, видимо, прочел в китайских сборниках, но вряд ли они были такими упоительно-жуткими на бумаге, как его негромким голосом в темноте. Иноскэ и Нацу начали уступать ему свою очередь, слушали и вздрагивали, когда в саду что-нибудь шуршало или поперек неба мелькала летучая мышь.
До ста, конечно, не дошли. На второй дюжине Иноскэ стал зевать, и его отправили в постель. Последняя история была про девочку, которая случайно отдала брата царю горных демонов и еле спасла из пещеры.
– Поэтому даже понарошку никого не проклинай, – заключил Тадзима, – на всякий случай.
Он остался на террасе, и Нацу принесла ему вина.
– Выпей со мной, – предложил он. – Дождемся луну.
Очертания гор выглядели призрачными, словно там правда могли водиться демоны. Нацу сказала об этом, Тадзима кивнул:
– Или демоны еще ближе. Я не суеверен, но подозреваю, что княжество Ии проклято и проклятие держится на мне.
Нацу ахнула и притворилась, что закрывается рукавом. Тадзима, посмеиваясь, налил ей вина, красная лаковая чашечка в полумраке казалась черной.
– Я предостерег Иноскэ не совсем в шутку. Непохоже, что он унаследовал эту способность, но лучше быть осторожным. В нашем роду были не только послы и поэты, и канцлер Такамура не зря водил знакомство с главой адского суда. Чтобы проклясть, нам не надо забивать гвозди в соломенную куклу, достаточно особым образом направить внимание. С противником случится беда, или он сделает глупую ошибку.
– Люди делают глупости безо всякого сглаза, – заметила Нацу.
Ей представился мальчик, не старше Иноскэ, который привык, что его не любят, и объяснил себе, что это правильно: на самом деле он злой колдун от рождения. Она вздохнула.
– С раннего детства, – продолжал Тадзима, – мне начал сниться человек в черном, с широкими рукавами. Я знал, как он выглядит, даже когда боялся взглянуть ему в лицо. Сначала я думал, что это Такамура, потом сообразил, что Такамура был бы в придворном платье, а не в военном.
– Вы, должно быть, видели, как отец собирается ко двору, и представили его таким же. Я почти не помню свою мать, но она мне снилась с шарфом, как фея с китайской ширмы.
– Все проще. Это мой дед, Оно Хёгоноскэ Сигэмаса. Про него получился бы хороший девяносто девятый рассказ...
Тадзима поднес свою чашку к губам. Нацу потянулась снова ее наполнить, но вина почти не убавилось.
– Потомки рода Оно живут в разных краях и нигде не имеют замка. Сигэмаса служил советником в княжестве чуть крупнее нашего, между владениями Ходзё и Такэды. К сорока у него было четверо сыновей, он подумывал передать должность старшему, как вдруг князь, вассал Ходзё, захотел перейти к Такэде и велел ему это устроить. Он был против, но старший сын уговорил, потому что князь обещал им одну из крепостей. Сигэмаса написал письмо, сын поехал и вернулся с ответом, а князь перепугался, что об этом стало известно Ходзё, и выдал его как предателя.
– Это же подло!
– Подло и глупо. Такэда запомнил эти земли и позже их захватил. А тогда двое средних сыновей Сигэмасы были в пограничном отряде, дома оставался младший – мой отец. Ему было девять. Естественно, как и сейчас, родичей изменника не могли оставить в живых. Сигэмаса попросил отсрочку на день, закончить дела, а сам вместо того, чтобы заколоться, забрал младшего сына и сколько смог унести из казны и бежал. Как видишь, честь для него была таким же пустым звуком, как для князя.
– Наверно, он очень любил мальчика, но не знал, кому его доверить, как мы нашли убежище для Камэнодзё, – сказала Нацу. – Поэтому спас его сам.
Тадзима обернулся к ней и пораженно замолчал. Неужели ему не приходила в голову такая простая мысль?
– Как бы то ни было, – произнес он через некоторое время, – Сигэмаса бросил старших сыновей на позорную казнь и скрылся с младшим. Но уходя, он поклялся, что его потомкам достанутся владения следующего господина, которому он будет служить. Он не мог податься ни к Такэде, ни через земли Ходзё на север, пошел на юго-запад и оказался здесь. И, как мы знаем, поступил на службу.
– Вы думаете, что на княжестве Ии его проклятие? Но при нем у нас было спокойно.
– Он не спешил. Даже мой отец не спешил, но мне предсказал власть над долиной, хочу я этого или нет. После его смерти я сто дней переписывал сутры и решил, что раз Камэнодзё вернулся невредимым, мне можно оставаться на княжеской службе. Но я ошибся.
– Сейчас вы скажете, что князь погиб из-за вас!
Тадзима пожал плечами:
– Мне приснился Сигэмаса, гулял со мной вдоль реки и учил управлять государством. А дальше ты помнишь, как проклятие скосило подряд еще троих – каждого, кто становился опекуном наследника или возглавлял войско. Так будет, пока долина Ии не станет моей.
– Значит, когда вы говорили, что хотите взять власть...
– Я не притворялся. Однажды мне придется это сделать. Ее светлость Наотора, милостью Будды, защищена духовным саном, но я боюсь за Торамацу. Я хотел бы передать ему княжество из своих рук, очищенным от проклятия... Если не придется для надежности мне стать последней жертвой, – добавил Тадзима и наконец поставил пустую чашку в пятно лунного света. – Ладно, на луну посмотрели, пора спать.
– Нацу, побойтесь Будды, это же сто рассказов и ничего больше. Тадзима все выдумал, чтобы вас напугать.
– Но он был прав насчет сглаза.
– Ах, это! Уж вы могли бы не повторять всякий вздор.
История пошла от гвардейцев князя Кондо, когда тот был ранен в ногу; кто видел, как Тадзима ковылял на эшафот, не мог не подумать, что эта рана – месть казненного. Даже сам Кондо уверял, что перед боем призрак Тадзимы померещился ему среди войска.
– Это была совесть Кондо. Удивительно, что она у него есть, – отрезала Наотора. – Но будет чудовищной несправедливостью, если Тадзима после всего, что вытерпел, еще и прослывет злым духом.
Нацу не ответила.
Иноскэ и Торамацу умывались из бадьи, плеща друг в друга водой. А у Наоторы вместо блестящих на солнце брызг встали перед глазами стены кельи, где она провела недели своего безумия. Когда она верила, что Тадзима жив, ей казалось, что он должен принести какой-то важный документ.
Получив его прощальные стихи, она решила, что их и ждала. Здесь могла бы родиться еще одна история про колдовство, колдовские строки, которые вернули ей память и разум – вместе с болью. Цуру ни себе, ни другим не давал прятаться от жестокой правды.
Но сейчас Наотора вспомнила, каким представляла письмо: не листок со стихами, а длинный конверт, в каких Тадзима подавал ей доклады, правителю от советника. Именно так бы он вообразил решение адского суда о том, что с долины Ии снимается проклятие.
-
-
24.08.2018 в 12:51про девочку, которая случайно отдала брата царю горных демонов и еле спасла из пещеры. Э-э.... Это то, что я думаю?))) Лабиринт?
-
-
24.08.2018 в 13:01Канон тут телесериал 2017 года Onna jōshu Naotora - красивый и с мелодрамой, но почему-то англоязычного фандома я у него не нашла, даже в англо-википедии статья без пересказа; отечественный фандом боюсь искать, пока влюбленность животрепещет, но подозреваю, что его тоже нету.
Спасибо!
-
-
24.08.2018 в 13:30и пипистрели порхают!Я бы посидела с ними, послушала... Может быть тоже бы что-нибудь рассказала.
Последняя история была про девочку, которая случайно отдала брата царю горных демонов и еле спасла из пещеры.
Это прекрасно.
А историю про юного... эээ, послушника, которому в глаз попала слеза демоницы, и он сам наполовину стал демоном, но совладал со своей меняющейся природой, и не стал творить зло, и до самого конца помогал людям, а за это его Будда взял на небеса после смерти, там не рассказывали?
А Торамацу - это сын Камэ?
Вот Кондо так и надо, я что-то никак не могу перестать злорадствовать )))
-
-
24.08.2018 в 13:43Да, Торамацу - это сын Камэ, тот самый, который блестяще развернулся, иначе ничего бы мы не знали про это семейство и про Наотору.
Твоя история про Карла отличная, очень хорошо бы вписалась в эти посиделки
Эх, я бы тоже послушала. Если считать, что у Тадзимы голос его актера, не зря он ведет какие-то программы о путешествиях - умеет рассказывать...
Насчет ноги Кондо я подозреваю, что это действительно была месть - сценариста. Она в интервью говорит, что хотелось его прибить (не смогла бы, он историческая личность); правда, в итоге даже к нему прониклась нежностью.
-
-
24.08.2018 в 13:51Оо, тем более здорово! И голос красивый у него.
Твоя история про Карла отличная, очень хорошо бы вписалась в эти посиделки
Спасибо от нас с Карлом ))) и привет тебе от него!
Она в интервью говорит, что хотелось его прибить (не смогла бы, он историческая личность);
"Кто его посадит, он же памятник!" (с)
правда, в итоге даже к нему прониклась нежностью.
Я её понимаю. Это он еще легко отделался!
-
-
06.09.2018 в 11:24-
-
06.09.2018 в 17:36