Крис: «Совсем новая любовь»

[nan-says]

Честно говоря, повесть Крис «Совсем новая любовь» не в моем вкусе. На героя нападают припадки помешательства, мелодрама бушует вовсю. Но написано неплохо, и история по-своему интересная.
Действие происходит незадолго перед фильмом. У Рокка все чаще в служебное время случаются вот эти самые припадки помешательства:

Последнее время на душе непонятный кавардак. То и дело словно вспоминается что-то, вспыхивает, будто огонь, и обратно не загонишь. Как будто какой-то зверь внутри завелся... Самому страшно и противно.
Вот подступит это чувство, заполнит всю голову, не успеешь оглянуться – уже палишь в них. В безответные, бесчувственные, покорные машины.

Чтобы отвести душу, Рокк решает купить робота и разломать в свое удовольствие. Он идет на завод, но там ему продают совсем не строительную технику.

– Вот, гляньте. Как вам эта?
Старик в перемазанном сажей фартуке вернулся с роботом. Голая и, похоже, не включенная машинка лежала у него на руках пока что простым железом, кроткая. Сделана в виде девочки лет пятнадцати. Красивые золотистые волосы временами шевелило сквозняком.
– Ни черта себе! Я и не знал, что у вас таких делают. Беру.
– Спасибо за покупку. Только это не наша, один человек выкинул.

Понятно, кто. Рокку досталась даже не столько старая версия, сколько, как будет ясно дальше, побочный продукт разработки Тимы. Он включает ее, приводит к себе, но все идет не так, как он задумал. Никакого удовольствия унижать это простодушное существо, и даже просто плюнуть и застрелить ее рука не поднимается.

«Почему я не смог ее убить, в смысле, сломать?» – думал Рокк, глядя, как Тима сидит на краю бильярдного стола, болтает ногами и листает книжки, которые он ей дал.
Ему со стула было хорошо видно ее профиль. Умиленно читает комикс, где главный герой, между прочим, такой же, как она, робот. Пару минут Рокк пытался вспомнить название – давно не перечитывал, забыл напрочь. Этот, какой-то там Атом.
Обложка истерлась, и чтобы проверить догадку, ему пришлось подойти и заглянуть внутрь.
– Знаешь что, – бросил Рокк, усаживаясь рядом с Тимой, и приобнял ее, придерживая страницу, которую она хотела перелистнуть. – Он в конце пожертвует собой ради тупого человечества.
Она отреагировала как он ожидал: посмотрела удивленно и испуганно.
– Почему?
– А шут его знает.
Рокк перевернул страницу. До чего живые персонажи, искрящиеся, полные сил. Отважный, любящий, добрый главный герой. И действительно, с какой стати этого робота дернуло приносить себя в жертву всяким кретинам?
Пока он хмурился в недоумении, Тима не сводила с него глаз и наконец спросила:
– Он хотел стать человеком?

Обычно роботам не закладывают способность рассуждать о таких философских материях. Чего хотел ее изготовитель? Собственно, зачем она вообще сконструирована?
Присмотревшись к полуодетой Тиме (приобрел он ее голой, но чтобы довести до дома, купил ей штаны и подобрал чью-то валявшуюся на заводе кофту), Рокк начинает подозревать одну нехорошую вещь.

– Умница, лежи смирно.
Приблизив лицо к ее шее, он принялся перечитывать надпись, крест-накрест зачеркнутую красной краской. Вот они, слова, которых он не заметил, когда ее включал.
Он правильно угадал, не ждал ничего другого. Текст местами стерся, но назначение робота было там написано совершенно недвусмысленно. Зла не хватает.
– Какие же люди сволочи...
Первый раз он видел вот так вблизи, живьем, робота для постельных развлечений.

Кстати, термин «сексароид», который использует Крис, либо ввел, либо популяризировал Лэйдзи Мацумото – у него есть комикс с такой героиней и таким названием (листала, но не читала, сюжета не знаю; рисунок был всегдашний мацумотовский, очень стилизованный).
У Тимы между тем запустилась программа, она пытается его соблазнить, но он отбивается, полный тоски и омерзения. Люди гады, а роботы несчастные, бессмысленные эксплуатируемые железки. Однажды в детстве он наблюдал издали механическую проститутку, а затем обломки, которые от нее остались, и ее судьба легла на его душу тяжелой травмой.
Травм у него было много. Мы видим сон-воспоминание о том, как горит под бомбежками его родной город, на глазах погибает от ожогов соседская девочка (по имени Митти – то есть Митч из комикса Тэдзуки о «Метрополисе»), и за штурвалом низко пролетающего вражеского самолета, конечно же, робот. А вот Рокк в сиротском приюте, играет во дворе:

– Готово.
Рокк вытирает нос грязной рукой и ухмыляется. Получилось что-то хоть и кривое, но более-менее похожее на контур робота.
– Ты враг моей мамы и всех людей. Вот тебе!
Короткими детскими пальцами он выхватывает пригоршню песка оттуда, где у робота должно было быть сердце, швыряет в сторону и смеется во весь голос, довольный.
– Так тебе!
Он пинает остатки фигуры, разбрасывает ее руками и ногами, чтобы следа не осталось. Потом на том же месте снова принимается складывать подобие робота, которого видел за штурвалом того самолета. Снова, и снова, и снова, и снова. Делать и ломать, раз за разом.
Роботов сколько ни ломай, всегда есть новые. Только людей каждого по одному, одна мама, одна Митти...

В довершение страданий, робот-воспитательница в приюте поила мальчишку молоком, от которого его тошнило (Крис пишет, что ненавидит молоко. Японцы упорно его пьют, хотя, как большинство азиатских народов, не усваивают. Вроде бы способность переваривать молоко, выйдя из младенческого возраста, это мутация, характерная для европейцев, и то не всех).
На следующий день, попозже вечером, чтобы не попасться ненароком на глаза дружинникам в обществе Тимы – иначе какие разговоры пойдут! – Рокк ведет ее обратно на завод обменять на что-нибудь приличное. Дорога лежит через веселый квартал, а там на углу в витрине выставлены роботессы той же специализации, что и Тима.

Тима грустно съежилась, рассматривая одну из механических женщин в витрине с такими же, как у остальных, печальными глазами.
– Как жалко, – проговорила она.
Рокк вперился в Тиму, чувствуя прилив ярости.
– Вздор!
Она, между прочим, такая же, ничем не лучше! Безмозглая кукла на потеху людям. И сейчас он отведет ее обратно на завод, а дальше...

А дальше у него начинается припадок, и он расстреливает витрину. После чего надо, естественно, спасаться бегством. На заводе он только успевает впопыхах сунуть Тиму, даже не выключив, давешнему старику, как его вызывает по пейджеру к себе герцог ругать за историю с витриной.
К счастью, на Тиму очевидцы не обратили внимания.
Эпизод вроде бы исчерпан, но его мучает совесть.

Под звуки радио он сам не заметил, как заснул. Потом резко проснулся, взглянул на часы: полночь.
Дождь хлестал по-прежнему, его шум доносился с той стороны бильярдной, что выходила на улицу. Впрочем, поскольку над Зоной 1 крыша и это вообще практически подземелье Метрополиса, ничего, кроме шума, не проникало через толстые своды. Нигде в этом городе нет справедливости: даже дождь идет не на всех.
Вдруг Рокку показалось, что его окликнули по имени. Он оглянулся на дверь – нет, померещилось.
В радиоприемнике вместо музыки только шипело и трещало, Рокк сердито выключил его, потянулся, вздохнул. Что же так скребет на душе, что за дрянь непонятная? От догадки, что все из-за той механической куклы, делалось совсем паршиво.
Да подумаешь, какой-то робот.
Таких везде навалом. Скопище железяк. Работают, пока не развалятся – и уж конечно их никто никогда не любит. Даже если кто развлекается с такой фальшивкой, все равно в ней ничего нет. Пустая, тоскливая штуковина. Пустое сердце... Как у него.

Сделав это открытие, он прямо среди ночи мчится на завод забирать Тиму обратно. Денег, чтобы купить ее второй раз, уже не хватает, но это и не важно:

– Да вот беда, этой шлю... в смысле, ее тут нет, – пробормотал старик, недовольно хмурясь.
– Что значит нет? – Рокк ухватил его за рукав. Дурное предчувствие обрушилось, как зимний дождь, пронизало сердце холодом и болью.
– Сегодня утром продали.
Вот дьявол!
– Так что извиняйте.
В лицо ему с грохотом захлопнулась дверь и стало тихо. Тишина, от которой цепенеешь, словно от страха.

Рокк уныло плетется домой, и тут происходит нечто неправдоподобное, но сюжетно необходимое. Перед книжным магазином стоит Тима! Слегка потасканная, со следами перезагрузки, неизвестно почему вышвырнутая своим вторым покупателем на улицу, она смотрит на выставленное в витрине антикварное издание «Могучего Атома» Тэдзуки.

– Вы кто?
Что ей сказать приветливое, как приласкать?
– Здра... вствуйте, я Ти...
Да, да, ты Тима.
– Используйте меня по назначе... нию...
Ты Тима. А я тебя выбросил.
Когда-то мать учила Рокка: сделал плохое – извинись. Но в этом истрепанном, пришедшем в упадок мире было уже не разобрать, где хорошее, где плохое.
Вот она, Тима, снова сидит с ним в заброшенной бильярдной (только теперь на барной стойке). Снова ее трогательный профиль над комиксом про Атома. Словно... Словно ничего и не случилось.
Все закручивалось в спираль, безнадежно, бесцельно, во всем сквозила пустота.
– Иди ко мне.

Она рыдает масляными слезами ему в рубашку. Наконец-то оба могут признаться в своих чувствах.
На другой день он ведет ее на верхние этажи города показывать то хорошее, что есть в жизни, в противовес виденной ею изнанке.

Парк аттракционов, океанариум, «Могучий Атом» на большом экране (он порадовал Тиму больше всего), роскошный ресторан, и наконец тысячи и тысячи звезд, на которые они смотрели с вершины строящегося Зиккурата.
Робот? Сексароид? Кому нужны эти избитые слова, когда можно вместе благодарить всевышнего за веющий в лицо ночной ветер.
Небо над Зиккуратом было невыносимо прекрасно. А обрисованная на его фоне фигурка Тимы невыносимо печальна, стоило лишь задуматься о будущем. И снова в душе Рокка заныла и задергалась боль, но никогда еще в ней не было столько ласки.
– Тима, – позвал он, и она повернулась и подбежала к нему с улыбкой. Следы вчерашней печали стерлись с ее лица, в глазах светилась только любовь к нему. Он медленно поймал ее в объятия, и в следующий миг...

Что еще он может сделать? Он убивает ее из жалости и рыдает над обломками, причем она даже успевает шепотом его поблагодарить.
Когда позже он следит за герцогом и обнаруживает окончательную версию Тимы, которую мы видим в фильме, он полон решимости отомстить ей, такой любимой герцогом и Лоутоном, за свою Тиму, созданную на позор и выброшенную на помойку.

Вот такой неожиданный росток дала, по-видимому, сцена в бильярдной, потому что других источников для этой истории в фильме я не вижу.
Меньше двадцати страниц, можно было бы и перевести – неохота и привычки нет, хотя текст, учитывая тематику, вполне целомудренный.
А вот рисунок Крис, он не был помещен в самой повести, но явно перекликается с финалом:


В 2004 г. я пыталась иллюстрировать «Совсем новую любовь» аналоговыми средствами, тушью на бумаге. Не для Крис и не для того, чтобы с ней посоревноваться, а от бесконечной глупости – узнала, что они с автором «Революции под снегом» напечатали любительский сборник по «Метрополису», и хотела заочно напроситься поучаствовать в следующем. Разумеется, получила вежливый отказ (потому что нечего иллюстрировать рисующего автора и нечего лезть к японцам и вообще, кажется, второй сборник не состоялся). А из восьми своих картинок мне в итоге нравится только одна: