фик
Сегодня была годовщина Масацугу, а я ничего не нарисовала и не сочинила, только вытащила один старый драббл из заначки. Но по сериалу, а в сериале Масацугу не прятался по кустам, его казнили прямо в январе. С другой стороны, седьмой день четвертого месяца - это вовсе даже третье мая по новому стилю. Но поскольку все равно никто не знает, что когда с кем там было на самом деле, то пусть будет старый драббл.ок. 300 слов
Настоящие стихи
– А прощальные стихи вообще глупость, – сказала Това. – Это что же, придумал и таскайся с ними всю жизнь, как дурак?
На уроке словесности писали пятистишие. У нее получилось нечто корявое, без размера, и теперь она была в обиде на всю поэзию скопом, независимо от формы и жанра.
– Нет, – ответил Камэнодзё, – заранее их не сочиняют.
– Так неизвестно же, когда умрешь.
– Бывают всякие обстоятельства.
Он сегодня над своими стихами сидел сосредоточенно, загородив тетрадь рукавом, исправлял слово здесь, слово там, но когда пришла пора показывать задание наставнику, перечитал и все зачеркнул.
– Запросто, – согласился их третий приятель, Цурумару. – Да хоть в темнице перед казнью, если дадут кисть и бумагу.
– И почему, – не унималась Това, – все стихи такие одинаковые? Почему если горы, то обязательно «распростертые», как это вообще выглядит?
– Никак не выглядит, в «Собрании мириад листьев» горы всегда распростертые, а ночь черноягодная, – объяснил Цурумару. – По слову или двум можно понять, откуда цитата. Это такая игра: прячешь цитату, а тот, кто отвечает, зашифровывает свою.
– Вот я и говорю, глупости, еще помнить всякую ерунду наизусть. Камэ, ты не вздумай посвящать мне стихи, понятно?
– Совсем-совсем?
– Това – враг поэзии, Начальник левой гвардии среди нас! – весело закричал Цурумару. – А ты, Камэ, тогда нарочно пошли ей стихи, как Сэй-сёнагон, в знак того, что между вами все кончено навеки.
На уроке он написал эпиграмму, ответ на нее, ответ на ответ, а потом от безделья незаметно заглянул в тетрадь Камэнодзё; там был совсем неплохой стишок. Про любовь.
Това состроила рожицу:
– Нам и без стихов хорошо, правда, Камэ? А тебе если нравится, можешь вертеть словами в свое удовольствие.
– Цуру, не обижайся, – сказал Камэнодзё.
– На что? – искренне удивился Цурумару.
– Если надо будет, ты тоже сочинишь что-нибудь настоящее, от души.
– Я помню, что она не любит стихи, Камэ, – мысленно сказал Оно Тадзима-но-ками. – Но это единственный способ с ней проститься, и видишь, как я постарался: здесь нет цитат.
Ни слова из чужих стихов, только из их с Товой последнего разговора про то, как приятно будет наконец играть в китайские шашки при свете дня, не прячась.
«Судьба за шашечной доской сведет нескоро нас, но солнце вечно высоко и сладок каждый час».
В рай он не верил и в любом случае не мог бы туда попасть. Но если Това захочет с ним советоваться, как он до сих пор советовался со своей памятью о Камэ, то пускай воображает этот вечный несбывшийся полдень и не грустит.
Он подписал свое имя и отложил кисть.
– Выходите, – сказал, открывая решетку, гвардеец князя Кондо.