Из "Румян и меча", с.411

[nan-says]

Война прошла, наследник пристроен ко двору и делает карьеру, княжна на пенсии. Ей сорок с небольшим.
На этом фрагменте я закончу.

около 1К слов

　　– Мина, будь добра, проводи меня со светильником.
　　Закончив дела, с которыми она помогала аббату, Кагу предупредила мать, что немного задержится, и с одной только Миной отправилась вдоль реки Ии к северу, на пустынный берег. Там с давних времен казнили преступников, и по вечерам души казненных вселялись в крабов и кишели между камней, из-за чего это место прозвали Крабьим омутом.
　　– С чего это почтенный Тадзима вдруг решил вернуться призраком? С ним поступили как он сам заслужил.
　　Печальный плеск воды в сумерках и берег, которому не хватало только зловещих блуждающих огней, нисколько не пугали Мину.
　　Кагу не могла объяснить, почему она пришла не в особняк Оно, где злобствовало привидение, а прямо сюда: ноги сами привели ее на то место, где несколько лет назад она видела Масацугу в последний раз.
　　– К тому же я до сих пор не выполнила того, что ему обещала.
　　– А что вы обещали?
　　У Крабьего омута было тихо, только хрустели камешки под их грубыми сандалиями. Через некоторое время Кагу остановилась.
　　– Масацугу, ты здесь? – позвала она, повернувшись к пустой реке. Мина задержала дыхание: что-то похожее на белую ленту возникло из ниоткуда, описав в воздухе полукруг.
　　Кагу встретила это загадочное нечто как давнего знакомого. Она сказала, что это белый карп, который с юности плавал у Масацугу над головой. Получается, что Кагу много лет видела их вместе?
　　– Ты всю жизнь пытался мне что-то сказать, верно? Через наш священный колодец ты нырял в загробный мир и обратно.
　　Она рассказала, что карп всякий раз улетал в сторону аббатства и казался ей удивительным, поскольку, в отличие от прочих видений, не пытался причинить ей зла. Когда она узнала больше про колодец князя Томоясу, то догадалась, откуда взялся ее провидческий дар. Вероятно, колодец и мандарины-татибана означали границу миров, а она оказалась связана с ними своим рождением и именем, данным в их честь – случайность, ничего больше. На мостах, на перепутьях и возле рек ей являлись души, покидающие наш мир. Они напоминали стаи черных цикад, а в войну тысячами закрывали все небо. Кагу всего лишь видела их, но насколько непохожей на других оказалась жизнь, на которую это ее обрекло!
　　Кагу сунула руку за пазуху и достала что-то маленькое – двустворчатую ракушку для румян. Мина даже представить не могла, зачем она госпоже, но решила не спрашивать. Тонкими пальцами Кагу открыла ракушку, и стало видно, что внутри одна из створок покрыта краской, слой был ровным, нетронутым. Кагу смочила руку в воде и растерла румяна, а потом медленно протянула пальцы, выкрашенные красным, к карпу. Карп летал вокруг нее плавными кругами, словно о чем-то просил.
　　– Ну же, иди сюда, – Кагу поманила его, будто играя с птичкой. – Ты доволен, Масацугу? Видишь, я ничего не забыла.
　　Никогда раньше Мина не слышала в голосе своей хозяйки столько нежности.
　　Оно Масацугу был казнен у позорного столба как преступник, и его тело брошено здесь, у реки, без погребения; можно догадаться, насколько сильно его ненавидел князь Кондо, который так распорядился, и жители долины.
　　Все объявили его негодяем. В памяти людей он остался вероломным советником, который ради корысти предал благодетелей и сюзеренов своего рода. Мина тоже не думала о нем ничего хорошего; он убил Наотику, оставил Сино без отца.
　　– Масацугу, ты ведь просто жил как умел?
　　В свое время род Оно владел деревней Оно в Тоёде и подчинялся Имагаве, и князь Ии Нахоира пригласил оттуда к себе на службу Оно Хёгоноскэ. Мина не знала, почему Хёгоноскэ вдруг согласился переселиться в княжество Ии, с которым прежде не имел ничего общего. Но такое уж это было семейство: они расселялись во все стороны и старались везде пустить корни. Масацугу тоже отослал младших братьев одного в Осаку, другого в Канэйбу.
　　«Этот человек понимал, что делает, и опасался лишь одного: что его род прервется».
　　Оно Масацугу выглядел хитрым и смелым, но боязливую сторону, которую он никому не показывал, можно было угадать и в том, как он выбрал жену – из рода Накаи, жрецов старейшего и главного храма в долине. Также про них говорили, что из семьи их предков происходил князь Ии Томоясу, пока не сделался приемным сыном Фудзивары.
　　Да, Масацугу действовал неразумно, однако он был и по-своему прав. Всего лишь пытался сохранить свой род в это темное, смутное время, в итоге восстал против Ии, но сейчас, когда все воюют со всеми, не такая уж редкость, чтобы советник захватил замок своего князя.
　　Он просто жил, чтобы выжить. И его дорога неудачно пересеклась с Кагу из рода Ии.
　　«А ведь они едва не стали мужем и женой», – Мина проводила взглядом течение реки. Не только Масацугу, но и все живут как умеют. Не успевают задуматься о завтрашнем дне и испугаться мрака неизвестности, барахтаются, а бездонная река времени сбивает с ног и уносит. Кого звать на помощь в этой пучине, за кого ухватиться? Отпущенная людям свобода выбора ничтожна. Именно поэтому так ценны эти незаметные движения чувств.
　　Белый карп никак не отставал от Кагу.
　　Преступник, погубивший княжество, Масацугу остался без погребального обряда. Разумеется, у него, несмотря на высокую должность, не было и посмертного имени. Не это ли его печалило?
　　– Тебе так хотелось замок? Но посмотри на Сэто Хокю. Он выстроил себе замок на собственные деньги, и все же, когда пришла беда, бросил его, не задумываясь. Может быть, без такой обузы легче живется.
　　Мина подумала, что дело в другом. Для нее не было тайной, отчего Оно Масацугу с такой жадностью пытался завладеть долиной, отнять все у рода Ии; он не получил того, о чем мечтал сильнее всего, и не смог отказаться от второго желания.
　　Рыба невесомо кружила в воздухе, Кагу кивала в ответ:
　　– Теперь-то ты понимаешь, Масацугу? Я одна во всей долине хорошо к тебе относилась.
　　Она разговаривала с карпом почти радостно, и Мина поняла, что так нашли выход давние чувства ее госпожи.
　　– Он словно хочет, чтобы вы помолились о его душе.
　　– Правда? Ну что же, Масацугу, ты готов стать моим учеником? Посвятишь себя Будде и послушанием смоешь грехи этой жизни. Согласен?
　　Мина поставила рядом с ней светильник, чтобы ей было удобнее произносить сутры. Кагу тяжело опустилась на колени на камнях и начала молиться. Совсем стемнело, стало не различить, где лес, где небо, где речные волны, а она сосредоточенно читала. Вода, текущая мимо нее, никогда не могла вернуться на то же место, и ей было не повторить прожитых лет.
　　 – Так я и не носила ни румян, ни меча, – дочитав молитвы, сказала Кагу задумчиво, как будто сняла с себя тяжелый груз. – Но это тоже жизнь.
　　Даже без брака, без детей, самая странная жизнь все равно имеет смысл.
　　Наконец белый карп сделал еще несколько кругов вокруг Кагу, плавным изгибом поднялся в небо и улетел к аббатству.
　　С ракушки таинственным образом исчезли все румяна.

Надо было сократить пересказ предыдущих серий от Мины, но мне не хотелось создавать впечатление, что пропущено что-то важное. Вот из-за этого занудства я не хочу читать другие книжки Такадоно.