Из "Румян и меча", с.400

[nan-says]

1573 год.
Пришел другой оккупант, который не захотел заключать сепаратный мир.
Княжне тридцать шесть, она скрывается в горах вместе с народом, и сейчас наконец исполнится пророчество, сделанное при ее рождении.

около 800 слов

　　– Сестра Юэн! – в конце концов Мина отыскала Кагу у выхода из пещеры. Ветер со свистом задувал внутрь, и над чашкой горячей воды, которую принесла Мина, тут же перестал подниматься пар.
　　Кагу, словно не чувствуя холода, неподвижно смотрела на юг. В той стороне лежал город Кига и замок Окабэ, где встал лагерем Такэда Сингэн.
　　– Я слышала, от Киги осталось одно пепелище, – сказала Мина.
　　Войско Такэды шло, сжигая все на своем пути, и ей невольно вспоминалось, что стало с ее родиной.
　　Тетушка, которая так ей помогала, умерла вскоре после нашествия. Губернаторский особняк, где Мина одно время служила, храм, где она танцевала для богов, шафрановые поля, где резвилась и играла на флейте – рассказывали, что все было выжжено дотла. В горную глушь к ее родному дому захватчики не добрались, но Такэда и без того сжег в Синано много деревень и перебил народ, не щадя ни женщин, ни детей. И вот по странной прихоти судьбы перед Миной разворачивалось такое же зрелище, хоть она и была сейчас в далеком краю, до которого с родины не долетает ни звук топоров дровосеков, ни даже горный туман.
　　Мина не находила в себе обычной смелости, дрожала от холода и гнева. Крестьяне и монахи-воины, которых много укрылось в этой пещере, выходили по одному выглянуть наружу, безнадежно вздыхали и возвращались внутрь.
　　– Сестра Юэн, вы здесь замерзнете, – Мина заглянула в лицо неподвижно сидящей Кагу и ахнула: ее губы, которых ни разу не касалась краска, были пунцовыми и влажно блестели, и на них даже играла легкая улыбка. – Госпожа Кагу...
　　– Ты тоже видишь, Мина?
　　Кагу медленно подняла руку и показала вниз.
　　– А что там?
　　– Сингэн идет по нашей земле. Направляется на перевал Куромацу.
　　Мина попробовала вглядеться в даль, но на таком расстоянии, конечно, ничего не увидела.
　　– Мог бы по-хорошему свернуть на Мотодзаку, – сказала Кагу. – Но он вошел в долину, и теперь умрет.
　　– Сударыня...
　　– Те стаи саранчи всегда вылетают из священного колодца. Вмиг закрывают небо и опускаются смертоносным пологом. Сингэн осквернил нашу землю, поэтому живым он из долины Ии не выйдет.
　　Мина посмотрела на Кагу. Платок на ее стриженых волосах сбился от ветра и был перемазан сажей, будто тряпка, но от лица под ним невозможно было оторвать взгляд. Глаза, губы, щеки, даже выступы лба и скул излучали сияние, словно в жилах Кагу текло золото и серебро. Да, вне всякого сомнения она сейчас видела то, что недоступно людям.
　　Тут впервые Мина догадалась, откуда брались предвестия смертей, являвшиеся Кагу на мостах, на перепутьях и у священного колодца.
　　Мандариновые деревья пока еще ничем не помогли княжеской семье. Козни Имагавы, война, предательство советников уносили жизни мужчин рода Ии, но свыше не приходило ни спасения, ни возмездия. Даже Кагу из-за этого не раз теряла надежду, а когда стала правителем и не смогла защитить княжество от упразднения за долги, Оно Масацугу заявил, что у татибаны нет божественной силы.
　　Но несмотря на все потери и на самоуправство Имагавы, в долину Ии ни разу за эти годы не вступало вражеское войско.
　　«Какие бы несчастья ни обрушились на Ии, – поняла Мина, – ждать помощи было бесполезно. Священные деревья гневаются лишь тогда, когда кто-то посягнет на землю, которую они охраняют. Но вот сейчас это произошло».
　　Она когда-то объясняла Кагу, что боги карают только за одно: за осквернение своих владений. Ей не было видно, где движутся полки Такэды, но над головами у них, конечно, грозовой тучей нависал сонм той самой саранчи, которая высасывает жизнь. Под этой сенью Сингэна несли в паланкине, и он не знал, что каждый шаг отнимает у него последнее оставшееся время.
　　Кагу сейчас воистину была сосудом божества, воплощением татибаны.
　　«Вот что я хотела увидеть».
　　Мина сама не знала, почему в родах, в пропахшей кровью тесной клети без окон, ей пришло желание покинуть Синано и прийти сюда. Виданное ли дело, женщине одной отправиться в чужие края. Родители возмутились, муж сестры едва согласился дать ей письмо к родственникам Окуямы. На вопросы, ради чего она бросает родных и ребенка, у нее не было внятного ответа.
　　Но ее влекло к юго-востоку с неодолимой силой, словно она стояла в реке и ее сносило течением. Этим потоком ее и принесло сюда. В те дни ее ноги не знали усталости, она думала только об одном: надо идти. Надо встретиться с Кагу. Любой ценой добраться в Ии, родниковый край, и устроиться где-нибудь рядом с ней.
　　Ожидания не обманули: Кагу в самом деле оказалась пророком, и у нее был редкий дар – став взрослой, она не утратила способность принимать в себя божество. Может быть, из-за этого она осталась миниатюрной и похожей на девочку, не выросла выше мандариновых деревьев у колодца.
　　Когда Мина по оплошности понесла от Камэ, то боялась, что об этом узнают и она станет для Кагу помехой.
　　Но все нужно было вытерпеть ради этой минуты.
　　«Я пришла сюда, чтобы при мне испустил дух человек, который выжег склоны моих родных гор».
　　Сингэну недолго осталось. Решая вторгнуться в Микаву и сразиться с Иэясу, он вряд ли мог представить, как обострилась его болезнь. Скоро он умрет.
　　«Вот теперь я знаю, почему госпожа Кагу выбрала в союзники не Такэду, а Токугаву».
　　Когда Иэясу направился в свой замок в Хамамацу, он пообещал, что проведет войско через долину мирно, не тронув никого из жителей. А вот Сингэн жег и разорял все вокруг. Иэясу с почтением отнесся к священной земле и остался невредим, Сингэн прогневал живое божество.