Из "Румян и меча", с.352

[nan-says]

Не удержалась и перевела лишний кусочек.
Прошел год после разговора на мосту. Ничего нового, ничего важного, просто Масацугу впервые за много лет цитирует стихи.

откуда-то почти 1К слов

　　– А скажите, Тадзима-но-ками...
　　– Да?
　　– У вас нет дочерей?
　　Масацугу от неожиданности на миг задержал дыхание. Похоже, он не мог вообразить от Кагу такого вопроса.
　　Все ее дни до вечера были заняты тем, чтобы прочитать множество писем, приходящих в замок, и на каждое ответить. Она теперь разговаривала с Масацугу чаще, чем когда жила в монастыре, но в основном о делах княжества; не то что в детстве, когда они просто болтали и он уговаривал ее сочинять стихи.
　　– Говорят, что у вас помимо жены есть наложницы – родственница князя Кондо и внучка бонзы из Сакаты.
　　Для правителя очень важно, на ком женятся вассалы и какие у них дети. В смутные времена нет более надежного способа заручиться союзниками, чем через брак и общее потомство. Кагу слышала от сестер Окуяма, что Масацугу ищет себе наложниц среди дочерей крупных помещиков и других влиятельных людей. Если вспомнить, как Идзуми обзавелся двумя младшими побочными сыновьями в последний год жизни, это тоже была семейная традиция.
　　Да, так и действуют Оно, а потом отовсюду, где сумели удержаться, расселяют детей еще дальше, раскидывают корни неглубоко, но широко.
　　– Нет, пока только два мальчика.
　　– Понятно. И ведь не первое поколение родятся одни сыновья, сестер у вас тоже нет. Наверно, наследственность такая.
　　– Похоже на то.
　　– А у моего дяди Саманоскэ был один сын, а дочерей шесть. Странно, почему не получается поровну. Кстати, вы слышали, в следующем году князь Ода выдает дочь за наследника Мацудайры. И жениху, и невесте всего по восемь лет, то-то будет хлопот у свекрови.
　　Масацугу, скорее всего, правильно понял, что Кагу не просто так решила посплетничать о соседях.
　　Она вспомнила, что Саманоскэ в свое время был назначен в долину смотрителем от Имагавы, брак его сестры и князя был политическим. Но стоило Саманоскэ породниться с домом Ии, как он стал для княжества опорой и верным вассалом.
　　Торамацу в следующем году исполнялось шесть. Он рос не по годам крупным и крепким, скоро можно было начать задумываться о помолвке. Кагу дала понять, что не откажется по примеру своих родителей сосватать за него дочь Масацугу.
　　«Его мать, конечно, будет против, – думала она. – С другой стороны, жениться на дочери кровного врага не такая уж редкость. Если этого хватит, чтобы Масацугу нас не предал, то я как правитель должна пойти на такую меру».
　　Одна беда, дочерей у Масацугу пока не было; не судьба Ии и Оно породниться.
　　Тем не менее для Кагу важно было намекнуть ему, что он в будущем может стать тестем наследника. Иметь дело с Имагавой – все равно что ехать верхом на тигре. Масацугу был живыми удилами, и в первую очередь следовало добиться от него покорности.
　　– Раз вашу светлость это заинтересовало, вам, наверно...
　　– Было видение? Как я устала это слышать.
　　– Ах, простите.
　　Глаза, обычно острые и непроницаемые, расширились, а потом сощурились. Кагу удивилась: таким она его не видела уже очень давно.
　　– Я с детства мечтал взглянуть на мир так, как это дано вам. Что изменилось бы, какие бы открылись горизонты, на что было бы похоже все вокруг.
　　– Вам хотелось такую никчемную способность?
　　– Никчемную? Предсказывать смерти и бедствия – редкий дар. Если бы я был ясновидящим, то служил бы сейчас, пожалуй, у Оды стратегом.
　　– Вы и без ясновидения ловко определяете, откуда веет смертью.
　　– Ловко... И все же неисполненных желаний у меня больше, чем исполненных.
　　Услышав в его словах какой-то скрытый смысл, Кагу некоторое время молчала.
　　– «Здесь даже бурь осенних нету, и стелятся мои слова у ног, как мертвая листва, без слушателя, без ответа».
　　– Это ваше?
　　– Это из Оно-но Комати.
　　Кагу вспомнила, что в юности, когда она еще жила в миру, а Масацугу к ней сватался, он однажды прислал письмо с любовными стихами, и стихи были не его, а той же знаменитой поэтессы из рода Оно.
　　– А вы ничего не сочиняете? Перестали?
　　– Все равно получается хуже, чем у предков.
　　– Какие пустяки. Тут нечего стыдиться, вы же не поэт.
　　На это Масацугу отчего-то ответил изумленным взглядом и обиженно замолчал. Почему? Настолько боялся ошибиться или показаться смешным?
　　В отличие от Кагу, которая кидалась действовать с наскока, он уже с ранних лет был предусмотрителен во всем. Обдумывал последствия, планировал, даже рискованные поступки окружал тысячей предосторожностей. Кагу, собственно, не знала за ним ни одного настоящего промаха.
　　Какая же страсть им двигала? Бывший золотарь Сэто Хокю мечтал о дворянстве; решил ли Масацугу наконец стать хозяином собственного замка?
　　Замок быстрее всего получить в награду от сюзерена, отличившись на войне. Но Масацугу поступил иначе, он не стал искать подвигов и военной славы, предпочел терпеливо ждать, пока владения одного из старейших княжеских родов этого края сами упадут ему в руки.
　　«Может быть, он трусливее, чем кажется», – подумала Кагу.
　　Он избегал малейшего соседства со смертью. Поэтому не участвовал ни в одном походе, а говорил, что не может бросить государственные дела, и оставался в долине. Страшнее всего для него, несомненно, было бы, если бы люди поняли, до какой степени он дрожит за свою жизнь.
　　– Когда-то давно я начал стихотворение и не закончил. С тех пор мне не нравится ничто из собственных стихов.
　　– Вот как.
　　– Только мертвые слова и стелятся.
　　– Не тяжело вам жить в таких сугробах?
　　– Ваша светлость...
　　– Говорят, гуще всего стелется то, чего не видно глазу.
　　И снова Масацугу замолчал. Наверно, догадался, что она имеет в виду.
　　Семейство Оно со времен его отца Идзуми-но-ками Масанао заслужило ненависть среди княжеских вассалов. Жертвами козней пали сначала Хикодзиро, потом Окуяма, Наотика, Наохира, а за ними Накано и Саманоскэ – много родственников Кагу. Гнев за все это накапливался, стелился тайно.
　　Масацугу тоже отдавал себе отчет в собственных поступках. Если он решил, что можно не церемониться, все равно обратного пути нет, то Кагу хотела бы его остановить. С его способностями можно было и честной службой многого добиться.
　　 «Или то, чего он хочет, не получить по-хорошему».
　　Пока что Масацугу не торопился нанести удар. Хоть он и подтачивал княжество, подговаривал крестьян просить о списании долгов, которое разорит казну, но сам медлил, даже когда никого не осталось и правителем пришлось стать женщине. Чтобы этот осторожный человек показал свои амбиции и начал бороться за власть открыто, он должен быть уверен в победе. Вот тогда он будет действовать решительно, как никто.
　　Единственное, что могла сделать Кагу – не показывать ему слабых мест, внушать своему слишком умному советнику, что шансы не в его пользу. А для этого ей все важнее было оставаться пророком: ничего другого он не боялся.