Из "Румян и меча", с.228

[nan-says]

Небольшой, но сюжетно важный фрагмент.
1560 год. Княжна в монастыре, ей двадцать четыре, советнику тридцать, жених пару лет назад вернулся и назвался Ии Хиго-но-ками Наотика. Все было тихо, и вдруг князь-отец погиб на войне.
Ах, сударыня, вы думаете, что хуже некуда – хуже всегда есть куда, и теперь кое-кто об этом позаботится лично...

около 800 слов

　　В третьем году эры Эйроку, в девятнадцатый день пятого месяца, правитель юго-восточных земель Имагава Ёсимото был убит в бою при Окэхадзаме. Находившийся при его отряде Ии Синано-но-ками Наомори, отец Кагу, пал там же смертью храбрых. Ему было 55 лет.
　　Почти все советники, которые его сопровождали, разделили судьбу своего князя. Не вернулся и Оно Гэнба [один из братьев Масацугу].
　　Потери Имагавы составили три тысячи человек, в основном в той части войска, где был главнокомандующий.

　　Узнав, что отец погиб, Кагу кинулась все к тому же священному колодцу.
　　– Мандариновые деревья, если вы в самом деле хранители нашего рода, зачем вы посылаете мне знамения? – она вся дрожала от гнева. Ее то обжигала изнутри ярость, будто огонь, то ознобом накатывало отчаянье. – Имагава убил моего дядю, Ода убил отца, я теряю родных одного за другим. Но это судьба мужчин – гибнуть на войне. Женщина ничего не может сделать!
　　Мандарины, разумеется, не отвечали. Они лишь стояли, густолиственные, как всегда, и были почти омерзительны в своем спокойствии.
　　«Ненавижу их», – Кагу сунула руку за пазуху и вынула белый шелковый мешочек. Приданое, которое для нее готовила мать, не пригодилось, и только с этой вещью Кагу не расставалась, как положено дворянской дочери. Она развязала мешочек и из черных, без узора, лаковых ножен достала кинжал.
　　Ей хотелось сейчас же, этим клинком, срезать обе татибаны. Это из-за них у нее морок в голове. Никакой воли у них нет, они не божества, а обычные старые фруктовые деревья.
　　Но руки не слушались. Кагу бессильно застонала; она еще не могла взять меч – пока оставалась женщиной.
　　– Мне пока нельзя умереть.
　　С тусклым блеском клинок, ничего не ранив, вернулся в ножны.
　　– Умоляю, не надо больше знамений, – возопила Кагу к небесам. – Я не хочу знать, кого убьют, если не могу спасти. Я не хочу видеть будущее. Я просто монашка, чего вы от меня добиваетесь?!
　　Тут прямо у нее за спиной раздался хруст соломенных сандалий по земле. Она обернулась – это был княжеский советник Оно Тадзима-но-ками Масацугу. Со смесью изумления и ужаса он впился в нее взглядом:
　　– Вы знали заранее.
　　– Масацугу...
　　Он шагнул вперед, Кагу попятилась, читая осуждение в его глазах.
　　– Почему вы ничего не сказали? Если предвидели, что князь в опасности, могли бы предупредить меня, и тогда...
　　– Это был указ! – глухо ответила Кагу, пряча кинжал за пазуху. – Вы же у нас всегда говорите, что высочайшим указам надо подчиняться.
　　Масацугу встрепенулся и с досадой закусил губу. Каким бы влиятельным он ни был, за пределами долины его слово ничего не значило, приказ Имагавы Ёсимото, правителя края, ему тоже не оставлял выбора.
　　– Я бессильна. Я женщина и даже не мирянка. И не пророк.
　　– Значит вам нужно стать мужчиной.
　　Кагу взглянула на него в изумлении.
　　– Мой отец Идзуми-но-ками считал вас сильным политиком. Надо было давно объявить вас наследницей князя.
　　– Не говорите глупостей.
　　Ведь теперь у княжества был прекрасный наследник, Наотика. Кагу хотела рассмеяться в ответ на такое обидное для него предложение, но не смогла – слишком много чувств было на лице Масацугу.
　　– Примите власть над долиной Ии, как ею правил ваш отец.
　　– Не могу. У нас есть Хиго-но-ками.
　　– Почтенный Хиго погубит княжество.
　　Кагу поняла, что ожидала этих слов. От Масацугу это, видимо, не укрылось, и он продолжал с еще большей силой:
　　– Вы слишком проницательны, чтобы заблуждаться на его счет. Хиго-но-ками не справится. Он просит, чтобы господин старый князь уступил ему крепость Хикима, и только для того, чтобы показать свое превосходство надо мной, ничтожным советником.
　　Кагу не знала, что ответить. Она первый раз слышала, чтобы Наотика такое говорил. Так он хочет себе крепость Хикима?
　　Зачем она ему, было очевидно. Наохира, дед Кагу, был уже стар, Имагава мог в любую минуту отнять у него крепость. Хикима находилась рядом с долиной Ии, на тракте Токайдо, через который шло сообщение между областями Суруга и Микава. Этим важным пунктом хотел бы владеть не только Наотика, но и любой из советников Имагавы, нельзя было упустить его в чужие руки.
　　Но больше всего Наотика, наверно, боялся, что вместо Наохиры туда будет назначен Оно Масацугу.
　　«Повод для тревоги есть, – подумала Кагу, – но нельзя быть таким неосторожным, противник уже знает все его планы и опасения». Она вспомнила, с каким трудом покойный Наомори поддерживал мир между наследником и чересчур влиятельным приближенным, и у нее защемило сердце.
　　То же самое было с дядей Хикодзиро, жертвой происков Оно. Наотика тоже не умел притворяться. Прямота и честность нажили ему врага, где не следовало бы.
　　– Дом Имагава потерял правителя, преемником станет Удзидзанэ, изнеженный и слабый. Он не успеет моргнуть, как его владения завоюет Такэда. От него уже отложился Мацудайра и уехал в свои земли. В такой опасный час нам, Ии, не обойтесь без вашего дара, госпожа Кагу! – настаивал Масацугу. – Умоляю вас стать новым князем.
　　– Масацугу...
　　– Вам нельзя оставаться женщиной. Разве Мокусо Дзуйэн не предсказал, что от вас будут зависеть судьбы державы?
　　– Тадзима-но-ками, вы забываетесь!
　　В первый раз Кагу повысила на него голос. Ей самой было понятно, что Масацугу от этого лишь крепче уверится в своей правоте.
　　– Станьте мужчиной, сударыня.
　　– Нет.
　　– В таком случае...
　　Масацугу почему-то не закончил фразу. На его лицо вернулось обычное высокомерное выражение, он коротко поклонился и ушел к аббатству.
　　Поверх его прямой спины Кагу увидела белую ленту, полупрозрачную рыбу, которая всякий раз появлялась вместе с Масацугу и уплывала по небу. Рыба была похожа на белого карпа.

Маленькие непереводимые радости иероглифических языков: местоимение второго лица anata может иметь женский род, но только на письме; пока Кагу была невестой, Масацугу называл ее 貴女, теперь то же самое пишется 貴方, а однажды почтение улетучится и останется только звук, записанный азбукой.